Олексій Халапсіс Posts

Objectivity of the world of history has little to do with the objectivity of the physical world, the actual existence of which happens to be an external attribute in relation to individual. Historical reality is an anthropic by definition which implies that human attitudes, representations, beliefs and even fantasy — all those things which may be described with the word “ideas” — become not only subjective rueful feelings, but under certain circumstances may become constructive factor of historical being. And if somebody takes a chance to list the most fundamental ideas that have reigned over the minds of people who featured all known societies within the entire history we know, then he/she will be get assured that the greater part of them had particular religious component. The latter sets specific requirements to history comprehension, since it is easier for researcher to understand scientific, political, philosophical concepts, alien to his/her time and culture, than alien religious forms.

Объективность социальной реальности (в темпоральном срезе представленной миром истории) имеет мало общего с объективностью физического мира, фактическое существование которого оказывается внешним по отношению к человеку атрибутом. Социальная же реальность антропна «по определению», из чего следует, что человеческие взгляды, представления, убеждения и даже фантазии — все то, что можно обозначить словом «идеи» — оказываются не только субъективными переживаниями, но могут, при определенных обстоятельствах, стать конструктивным фактором исторического бытия. И если бы кто-то решился составить список наиболее фундаментальных идей, владевших умами людей, живших во всех известных нам обществах на протяжении всей известной нам истории, то он бы убедился, что подавляющее большинство из них имело ту или иную степень религиозной составляющей. Последнее обстоятельство выдвигает и определенные требованию к постижению истории, ведь исследователю гораздо проще понять чуждые его времени и его культуре научные, политические, философские концепции, нежели чуждые религиозные формы.

Прогнозирование будущего — дело сложное и неблагодарное, почти всегда вызывающее у кого-то негативную реакцию и всегда рискующее оказаться — в том или ином отношении, аспекте, а то и целиком — ошибочным. Но познание истории и культуры будет однобоким, если теоретик ограничится прошлым, с ужасом отшатываясь от задачи исследования будущего. Не для того ведь только он занимается историей, чтобы иметь возможность в своем воображении прогуливаться тенистыми рощами в компании Перикла или обсуждать проблемы государственного управления с Октавианом Августом. Историю можно постигать, а можно в ней застрять, и это последнее состояние есть одна из разновидностей эстетизированного жизнеотрицания. Как бы ни были дόроги сердцу герои прошлого, с ними приходится иногда расставаться, возвращаясь в актуальное настоящее, чтобы, используя опыт путешествий по волнам истории, участвовать в созидании будущего.

Some principles underlying the contemporary global order worked effectively in already extinct societies, in particular — in the society of Ancient Rome. The latter was not, of course, a World Empire, and Pax Romana, for obvious reasons, was not “global”. However, I assert that the Romans had their own specific “globalization” project. If our contemporary globalization is based on liberalism, then what the Roman version was founded on? This is what will be discussed in the present study.

Нынешний глобальный порядок возник не на пустом месте; некоторые принципы, лежащие в его основе, вполне эффективно работали в уже исчезнувших обществах, в частности — в обществе Древнего Рима. Последний не был, конечно, мировой империей, а Pax Romana в силу понятных причин не был «глобальным». И все же рискну утверждать, что у римлян был свой специфический «глобализационный» проект. Если современная нам глобализация базируется на либерализме, то на чем было основана римская ее версия? Именно об этом и пойдет речь в предлагаемом вниманию читателей исследовании.

Происходящие ныне глобальные цивилизационные трансформации приведут либо к открытию принципиально новой главы всемирной истории, либо к завершению последней, по крайней мере, в привычном ее понимании. Исторический горизонт человека всегда был ограничен некоей более или менее локальной Ойкуменой, включающей в себя «его» мир как определенный пространственно-временной культурный континуум и мир его ближайших, в той или иной степени «не таких, как мы», соседей. Люди никогда ранее не жили в условиях глобальной коммуникации, означающей пространственную стянутость мира, сведение ранее почти не пересекавшихся культурно-исторических пространств в одно измерение и даже приведение их к единому топосу. Такая цивилизационная ситуация возникла во многом благодаря деятельности западного духа, и он вынужден первым принимать на себя все возможные риски, связанные с собственным проектом. Какие испытания в связи с этим готовит западному человеку будущее и выдержит ли он эти испытания?

Эпоха глобализации оказывает колоссальное влияние на многие стороны человеческой деятельности, в том числе – и на формы организации общественного бытия. Поэтому при принятии решений в той или иной сфере следует иметь в виду трансформационный потенциал социальной реальности, а не полагаться целиком и полностью на отработанные приемы, которые неплохо себя зарекомендовали в прошлом. Это последнее обстоятельство может иметь значение, но лишь как информация к размышлению, а не как руководство к действию.

Почему на протяжении истории люди регулярно вели войны, какие метафизические причины стоят за фактом повторяющегося международного насилия? Одна из самых известных, и уж точно, самых популярных (если под «популярностью» понимать широкую распространенность как в научных кругах, так и за их пределами) версий ответа на этот вопрос постулирует экономическую детерминированность международных конфликтов, выраженную в экономических противоречиях между государствами, в конкуренции, в стремлении к овладению рынками, природными ресурсами и т.д. Так, Вудро Вильсон риторически вопрошал: «Есть ли на белом свете хоть один мужчина, хоть одна женщина, пусть даже ребенок, который не знает, что причины войны в современном мире кроются в индустриальной и коммерческой конкуренции?».

Как возможна метафизика? Этот вопрос со времен Канта задают себе все те, кто в той или иной степени ей сопричастен. Впрочем, один и тот же вопрос может иметь совершенно разный смысл и содержание применительно к разным познавательным ситуациям и разным эпохам мысли. Для немецкого мыслителя, поставившего перед собой грандиозную задачу определения возможностей и границ чистого разума, вопрос о возможности метафизики как теоретически легитимной формы деятельности органично вытекает из его исследовательской стратегии. Фигурально говоря, если бы в «Критике чистого разума» этот вопрос эксплицитно не стоял, то он (вопрос о возможности метафизики) «поставил бы сам себя» в «теле» кантовских рассуждений. Можно соглашаться или не соглашаться с тем ответом, который дал на свой вопрос кёнигсбергский затворник, но несомненна сама фундаментальность этого вопроса для «Критики чистого разума».

«Самым главным ресурсом государства является человек». Эта фраза, авторство которой приписывается Маргарет Тэтчер, уже стала аксиомой. Поэтому неудивительно, что сегодня система образования, рассматриваемая как средство «производства человека», занимает особое место в развитых странах мира. Нет нужды доказывать, что для решения выдвигаемых современностью задач нужны не просто люди, а грамотные и подготовленные специалисты. Но вот грамотные в чем и подготовленные для чего? И вообще, что значит «современность» и как она может выдвигать задачи? Попытаемся разобраться.