Олексій Халапсіс Posts

Какие мотивы являются доминирующими в постановке целей войны? Ранее я уже рассмотрел вопрос о сугубо экономической подоплеке военных конфликтов и пришел к выводу, что в общем и целом война (если она не является колониальной) – это, так сказать, бизнес с отрицательной рентабельностью. Тем не менее, несмотря на убыточность (за редкими исключениями) «традиционных» (неколониальных) войн для всех участников, они были постоянным спутником истории человечества. Возможно, я слишком узко поставил вопрос, и речь должна идти не об оценке чистой экономической эффективности войны, а о совокупности не только экономических, но и (а может быть – прежде всего) геополитических факторов?

Происходящие в последние десятилетия цивилизационные трансформации требуют переосмысления теоретических моделей исторического процесса для разработки механизмов эффективного управления будущим. Ускорение социальных процессов приводит к тому, что вмешательство будущего в дела настоящего ныне велико как никогда ранее, ведь при принятии решений практически в любой сфере человеческой деятельности приходится учитывать не только наличные факторы, но и просчитывать тренды возможных изменений; иными словами, принимая решения в настоящем, необходимо держать в голове потенциальные (на данный момент) вызовы будущего.

История человечества разворачивается как гетерогенный процесс, не только явленный, но и фундированный со-бытийностью. Среди событий, определяющих облик всемирной истории, есть значительное количество деструктивных феноменов, разрушающих прежний порядок и провоцирующих неустойчивость, причем это количество и роль, которую они играли и ныне еще играют, поражают своей масштабностью. Так, Карл Поппер утверждал, что «… история политической власти является ничем иным, как историей международных преступлений и массовых убийств (включая, правда, и отдельные попытки положить им конец). Эту историю преподают в школах, а некоторые крупнейшие злодеи расхваливаются как ее герои» [1, С. 293].

Спекулятивное мышление является одним из ключевых познавательных инструментов метафизики, а в классической метафизике оно выступает главным, и едва ли не единственным инструментом. Поскольку же инструмент должен быть соотнесен с той сферой, которая с его помощью исследуется, определение эпистемологической легитимности спекулятивного мышления оказывается в прямой зависимости от выявления его онтологического статуса именно как инструмента метафизического разыскания. Отказаться от спекулятивного мышления — значит отказаться от всякой возможной метафизики. Если же удастся онтологизировать спекулятивное мышление, то метафизика получит возможность вести свой дискурс без оглядки на своих «нисповергателей», выражающих сомнения в ее методе и даже доказывающих его ложность; однако если онтологизация будет недостоверной, т.е. будет не снимать сомнения, а давать повод к новым, то это не только не укрепит здание метафизики, но и предоставит ее противникам новые аргументы для ее «опровержения».

Всякое научное исследование должно основываться на принципе объективности, который ориентирует исследователя на получение информации, характеризующей имманентные свойства изучаемого объекта, которые не зависят от желаний, убеждений, оценок и предпочтений познающего субъекта. И хотя полностью исключить из познавательного процесса личностные элементы невозможно, их необходимо сознательно стремиться свести их к минимуму. В естествознании сделать это проще, поскольку там объект познания отделен от субъекта, и часто, хоть и не всегда, влияние исследователя можно «вынести за скобки»; объект исследования выступает как внешняя по отношению к познающему субъекту реальность, сама-в-себе равнодушная к нему. Иными словами, хотя объект как объект познания возникает в процессе познания, но в своей собственной сущности он не зависим от факта познания, существует вне него.

Возможность размышлений о сущности всемирной истории с необходимостью предполагает наличие неких метафизических предпосылок, выступающих в качестве исходных (хоть и редко признаваемых за таковые) онто-эпистемологических допусков. Уже постановка вопроса о сущности истории (если ставящий его продумывает смысл употребляемых слов и не находится в плену языковых штампов) нацеливает на установку, в соответствии с которой история в целом не сводится к своим моментам, она есть нечто бόльшее, чем просто термин для обозначения происходящих с людьми и формами их жизнедеятельности изменений.

Влияние идеологий на политическую жизнь общества значительно снизилось в последние десятилетия, а сами политические идеологии становятся все более условными. Самым ярким примером, является, пожалуй, современный Китай, в котором номинальное господство коммунистической идеологии в версии маоизма не мешает, однако, успешному строительству капитализма. Менее явными, но в чем-то еще более показательными являются другие примеры, демонстрирующие размывание идеологических основ современных политических партий — институтов, которые в принципе как раз и должны выражать идеологическую позицию соответствующих элит.

Ранее я уже поднимал вопрос о необходимости возвращения категории «дух» в философский оборот, в частности – в оборот современной метафизики. Однако здесь есть одна сложность. Законы эмпирического мира не описывают и даже не предполагают бытие духа; кроме того, он не дан как эмпирический объект, существующий наряду, то есть в одной системе координат с другими эмпирическими объектами. Стало быть, если дух реален, то он может существовать только как трансцендентная относительно эмпирического мира сущность. Однако поскольку дух трансцендентен эмпирическому миру, то он не может быть выражен через понятия, этот мир описывающие, не может изучаться с помощью средств и приемов, рассчитанных на его постижение. Если же для определения духа воспользоваться понятиями, через которые выражается трансцендентное (например, определить дух через понятие Бога), то ясность в суть дела это не внесет, а скорее даже наоборот: будут либо удвоены понятия, либо одно неизвестное будет объясняться через другое неизвестное.

Быть может, всемирная история – это история нескольких метафор.
Борхес. Сфера Паскаля

Судьба философии – это судьба её основных категорий. Меняются философские интенции и установки – меняется и набор наиболее часто используемых категорий. Хотя ещё чаще старым категориям придается иное звучание; случается и такое, что некоторые категории вообще выводятся из философского оборота, а затем возвращаются, но уже в новом качестве. Методом проб и ошибок философия постоянно нащупывает пути к истинному основанию, и в зависимости от того, чтó именно признаётся таковым, происходит смена и набора познавательных инструментов, с помощью которых философия интерпретирует бытие. Только дилетант может ставить вопрос о том, какой из исторических образов философии наиболее аутентичен её предмету, поскольку последний определяется интеллектуальными запросами и потребностями соответствующей эпохи.

Успех национального культурного проекта в немалой степени зависит от четкой расстановки приоритетов, рассматриваемых данной нацией в качестве ключевых для своего духовного развития. Эффективная культурная политика должна строиться не на абстрактных медитациях «профессиональных патриотов», а на разрешении актуальных проблем, с которыми сталкивается нация, т.е. она должна выступать в качестве фундаментальной сферы, направляющей усилия общества на реализацию национальных сверхзадач.