Tag: философия истории

Культурно-историческая деятельность цивилизации всегда проходит в рамках некоей локальной пространственной (и временнóй) ниши, но ее влияние не обязательно ограничивается собственным топосом; порой культурно-исторические границы «раскрываются», и в сфере ее духовное притяжения оказываются иные цивилизации. Большую роль при этом может играть «физическое» расширение цивилизации за счет завоевания (заселения) чуждых территорий. Однако это есть лишь способ распространения, но не причина принятия и усвоения иными народами; к примеру, завоевания Чингисхана и его наследников не привели к всемирно-историческому распространению монголо-татарского проекта организации бытия, хотя значительно менее длительная по времени политическая экспансия Греции во времена Александра Македонского способствовала возникновению многогранного феномена эллинизма. Почему же в одних случаях духовное влияние цивилизации распространяется далеко за ее пределы, а в других – нет? Политические, экономические и военные факторы в исторической жизни чрезвычайно важны, но все ли ими детерминируется в цивилизационном становлении и межцивилизационных контактах?

Классическая метафизика никогда не признавала онтологический характер времени, работая в одном смысловом поле с классической наукой. Обе исходили из допуска, что в своих основах мир стационарен, а наблюдаемые в нем изменения имеют сугубо частный характер, никак не влияя на его базовые характеристики. Позаимствовала ли эту идею метафизика у науки или, что более вероятно, наука у метафизики – не имеет принципиального значения. Важно то, что метафизическому учению о едином, неподвижном и неизменном бытии вполне соответствовал естественнонаучный идеал стационарности мира (Вселенной) и неизменности законов природы.

Эпоху можно считать законченной, когда
истощились ее основополагающие иллюзии.
Артур Миллер

Проблема оптимального пути развития общества всегда была и будет одной из наиболее сложных не только для обществоведов, но и для всех тех, кто в силу своих возможностей, знаний, амбиций оказывает или пытается оказывать влияние на выработку соответствующей стратегии; проблема многократно усложняется, если общество уже находится в состоянии кризиса и прежние алгоритмы его функционирования перестают «работать» или становятся явно неадекватными сложившемуся положению дел. Единого ответа, пригодного для любого общества и любых исторических условий, нет и быть не может. Однако это не мешает строить идеальные модели, на которых можно было бы отрабатывать наиболее характерные ситуации и выявлять основные тенденции; решая задачу в целом, гораздо легче затем переходить к решению конкретных вопросов, связанных с выработкой стратегии развития для отдельного общества в заданных исторических координатах. Одному из аспектов обозначенной проблемы и посвящена моя статья.

Онтологическая многогранность и многомерность исторического процесса в эпистемологическом плане находит свое выражение в вариативности исторических разысканий, посвященных исследованию тех или иных аспектов бытийствования общества во времени. Поскольку само общество выступает объектом исследования нескольких дисциплин, каждая из которых по-своему интерпретирует его бытие, было бы наивно предполагать, что то же общество, размещенное в сетке исторических координат, окажется более простым и «упакуется» в единый целостный образ, конструируемый и реконструируемый методами одной дисциплины или с помощью одного подхода. Поэтому неудивительно, что постижение истории может осуществляться в разных формах, которые порой оказываются весьма слабо связанными между собой.

Даже самое примитивное общество имеет некую концепцию права, ибо без набора социальных регулятивов никакой коллектив существовать не может. Отличия между концепциями заключаются в степени зрелости, представлениях об источнике права, силе правосознания (сравним знаменитую фразу «Fiat iustitia, pereat mundus» и не менее известный афоризм «Строгость законов Российской империи смягчается необязательностью их исполнения») и т.д. Немаловажное значение имеет и процедура оформления юридических норм. Об одной оригинальной и не имеющей прямых аналогов в мировой юридической практике форме законотворчества, я и хочу поговорить.

Отношение к социальной революции в значительной степени определяется идеологическими мотивациями и доминирующими в современном исследователю обществе стереотипами. Законченной и однозначной модели революции нет и быть не может в принципе, поскольку, во-первых, термином «социальная революция» описываются явления, происходящие в разных социально-исторических условиях, различные по форме, движущим силам, результатам и т.д.; во-вторых, содержание модели определяется не только самим внешним по отношению к исследователю фактом, но и далеко не в последнюю очередь господствующими в современной ему науке парадигмами, дисциплинарными ракурсами, личными мировоззренческими установками и т.д. Поэтому характеризующее ситуацию в современном отечественном обществоведении состояние парадигмальной нестабильности представляет собой достаточный вызов для переоценки традиционных подходов и создания новых версий социально-исторического процесса.

Одной из актуальных проблем современности является проблема социального прогнозирования, над которой в той или иной степени работают все общественные науки, выделяя в соответствии со своим дисциплинарным статусом отдельные аспекты исследуемого объекта (общества) и моделируя его возможное поведение в будущем. Современная человеческая цивилизация (для темы данной статьи уместно использовать слово «цивилизация» в единственном числе) располагает мощным научно-технологическим потенциалом, использование которого далеко не всегда, как показывает опыт, приводит к позитивным результатам. В связи с этим возникает насущная потребность перевести в операциональную плоскость знание об историческом прошлом для предвидения и эффективного управления будущим.

Характерной чертой западного стиля мышления есть его историчность, не в последнюю очередь связанная с восприятием христианским миром иудейской традиции. Размещение сакральной истории и истории земной в одной плоскости (особенно в средневековых «всемирных историях») позволяет ставить вопросы, связанные с присутствием в историческом процессе трансцендентного начала, а тем самым – стимулировать разработку соответствующей философско-исторической проблематики. Современная же научная историография, отвергая спекулятивные элементы в великих системах прошлого, выстраивает такую предметную сферу исторического знания, в которой вопросы о смысле всего этого не только не разрешаются, но даже не ставятся. Придерживаясь эмпирической определенности факта, историк умело избегает подобных вопросов, выносит их, в соответствиями с нормами и традициями своей науки, «за скобки». Если все эти за-скобочные вопросы вообще могут быть разрешены, то только при помощи познавательных средств науки, ставящей своей целью нахождение первых начал сущего, каковая уже более двух тысячелетий известна под именем метафизики; необходимой предпосылкой разрешимости «последних вопросов» истории есть выявление ее «первых начал».

Как возможно постижение истории, то есть, каким образом сознание может оперировать данными, соотнесенными с прошлым, «работать» с прошлым? Решению этой проблемы и посвящено предлагаемое исследование, целью которого является выявление метафизических принципов взаимоотношения человека с прошлым.

Прежде чем переходить к разговору о возможной цели, смысле истории, ее направленности, сценариях будущего и другим традиционным для метафизики истории темам, следует обозначить темпоральные границы и пространственные характеристики соответствующей бытийной сферы. Из дальнейшего изложения будет видно, что решение этих, казалось бы, формальных вопросов, отнюдь не «лежит на поверхности», но оно крайне необходимо для придания концептуальности метафизическим разысканиям, связанных с постижением всемирно-исторического процесса. Вопрос о том, «с чего» начинается всемирная история и «чем» она может закончиться, дополняется вопросом о территориальных границах «исторического мира».