Универсальная эволюция и интеллектуальный субъект

Осмысление факта наличия в структуре бытия особого антропогенного пласта, представленного системой социальных отношений, а в процессуальном хронологическом срезе – миром истории, выводит на проблему соотношения тенденций и сил социально-исторического развития с теми факторами, которые определяют тенденции развития Универсума в целом.

В современном обществоведении идет постоянный поиск парадигмы, в рамках которой можно было бы не только более адекватно описать и осмыслить тенденции и закономерности всемирно-исторического процесса, но и использовать полученное знание для практического применения в социальном управлении. Особый интерес представляют попытки рассматривать всемирную историю в контексте общенаучных подходов и парадигм для осуществления междисциплинарного синтеза, в котором были бы учтены достижения как наук социогуманитарного блока, так и естественнонаучные концепции. Среди последних исследований в этом направлении можно выделить работы А.П. Назаретяна [4], А.И. Неклессы [5], Е.Н. Князевой, С.П. Курдюмова [23] и др. Впрочем, поиск продолжается и говорить об оформлении общепризнанной научной парадигмы пока не приходится.

Целью данной статьи является выявление тенденций и закономерностей всемирно-исторического процесса в контексте общеэволюционных векторов развития Универсума, а также определение специфики исторического бытийствования интеллектуального субъекта.

Как цитировать:
Халапсис А. В. Универсальная эволюция и интеллектуальный субъект. Грані. 2005. №2 (40). С. 37-41.
APA:
Halapsis, A. V. (2005). Universal Evolution and Intellectual Subject. Grani, 40(2), 37-41.

Сознанию современного человека такие формы бытия, как мир истории и мир природы, представляются мало связанными между собой, где-то даже друг другу противоположными. Такая точка зрения, со всеми ее вариациями на тему о «чуждости» человека внешнему миру и т.д., позиционирует себя как преодоление, во-первых, мифологической нерасчлененности бытия, где нет места противопоставлению духа и материи, во-вторых, механистического мышления более поздних эпох, в рамках которого существование высоких и сложных уровней бытия объяснялось с помощью законов (или того, что почитается за таковые), действующих на низших этажах действительности. Не пришло ли время преодолеть это преодоление?

Культура есть, прежде всего, сфера деятельности духа, но ее духовное бытийствование в качестве своей имплицитной предпосылки предполагает соотнесенность с онтологическими условиями сущего, причем не только духа-как-сущего, но и всякого сущего вообще. Если бы речь шла о чистом духе, естественнонаучные аналогии выглядели бы неуместным и неадекватным редукционизмом. Однако дух в своей чистоте может лишь мыслиться, но не исследоваться как реальный объект. Теоретику даны лишь его объективации, одной из которых выступает культура в форме всемирной истории. Ввиду того, что дух, объективируясь, теряет свою чистоту и облекается в телесность, эта последняя вовлекает его в сферу природной закономерности, а стало быть, законы становления духа оказываются связанными с законами мира природы.

Самосознание на первых этапах своего развертывания требует противопоставления духа субъекта всякому иному бытию (в первую очередь тому, которое не способно к акту самосознания); здесь акцентуализация уникальности человека и создаваемого им социокультурного бытия (мира истории) играет важную роль. Однако противопоставление истории и природы, уместное в методологических целях для более четкого конституирования отдельных научных дисциплин, рельефного выделения антропологических проблем, осмысления специфики собственно человеческого существования и т.д., не только не разрешает проблему взаимодействия этих миров, но и уводит исследователя в сторону, навязывая некую разновидность онтологического дуализма. Поскольку создаваемое человеком общество (в процессуальном хронологическом срезе представленное как история) существует на фоне природы, черпает из природы материал для своих внешних проявлений, коррелирует свою деятельность с протеканием природных процессов и, в свою очередь, преобразует среду своего обитания, об онтологической автономии мира природы и мира истории на деле говорить не приходится. Поэтому не только можно, но и нужно ставить вопрос о необходимости использования общенаучного инструментария с целью получения более объемной и адекватной модели действительности, в которой история и природа будут представлены как дополняющие друг друга аспекты бытия. Конечно, речь при этом может идти не о создании «теории всего на свете», а лишь о некоторой согласованности представлений и подходов, построении метапарадигмального поля для проведения междисциплинарного синтеза знания.

Давняя, начатая еще Гераклитом и элеатами, метафизическая дискуссия о соотношении бытия и становления, не могла не затронуть сферу собственно науки. И здесь обнаруживается фундаментальное различие в подходах к разрешению этой проблемы со стороны естествознания и наук социогуманитарного блока (наиболее показательной из которых в данном контексте можно считать историографию). Развитие «наук о духе» в общем и целом шло в направлении от утверждения истины бытия к постулированию (еще ранней христианской историографией и историософией) действительности становления; для «фаустовского человека», поэтому, идеи Ницше о «вечном возвращении» казались столь экзотичными, идеи, столь близкие и понятные античному греку. Развитие же естествознания шло в противоположном направлении, от изучения преходящих, а потому и хронологически определенных явлений (становление) к построению атемпоральной, хронологически эквивалентной картины мира (истинное, умопостигаемое бытие – идеал Парменида и Пифагора). И если в исторических науках о победе становления над бытием можно говорить с большой долей условности (тема бытия никогда полностью не закрывалась в европейской историографии, где наряду с интересом к уникальному оставалось достаточно места и для поиска неких исторических инвариантов), то в естествознании победа бытия над становлением была практически полной; победа, следствием которой стал «парадокс времени».

Как отмечали И. Пригожин и И. Стенгерс, «… первое эволюционное высказывание о Вселенной принадлежит Клаузиусу (1865): энергия мира постоянна, энтропия мира возрастает» [6, С. 218]. В рамках парадигмального поля, задаваемого вторым началом термодинамики, справедливым будет считаться утверждение, что функционирование любой системы, оказывается тем эффективнее, чем более успешно она борется с возрастанием энтропии, перераспределяет энтропийные потоки, уменьшает количество энтропии в одном месте за счет ее роста в другом. Однако для объяснения факта возможности антиэнтропийной работы необходимо введение дополнительного фактора, который смог бы выступить гносеологическим выражением онтологической противоречивости бытия, в котором господство энтропии допускает и предполагает, тем не менее, ее отрицание. Таким образом, возникает проблема: как в мире, где идет неуклонный рост энтропии, можно наблюдать прогрессивное развитие систем?

Параллельно с Клаузиусом и примерно в то же время Г. Спенсер в статье «Прогресс, его закон и причина» [7] изложил свою версию эволюции Вселенной. Пытаясь дать универсальную трактовку прогресса, он выходит на факт дифференцирования вещества на всех уровнях бытия и утверждает, что именно дифференцирование и составляет сущность прогресса. Но каковы же субстанциальные основы этого процесса? Этот вопрос имеет прямое отношение как к проблеме выявления тенденций развития всего Универсума, так и к проблеме философского осмысления всемирной истории.

Итак, если согласно закону дифференцирования, главным вектором развития мира есть усложнение (прогресс), то согласно второму началу термодинамики этим вектором является рост энтропии. Поскольку обе теории касаются эволюционирования одной и той же системы, логично попытаться установить некую связь между описываемыми ими явлениями. Есть ли связь между энтропией и дифференцированием? Если феномен энтропии интерпретировать как «эволюцию к хаосу», ответ должен быть однозначным: зависимость обратно пропорциональная, т.е. чем больше энтропия, тем меньше дифференцирование. Подтверждается ли такой вывод фактами истории нашей Вселенной?

Существуют разные космологические концепции, затрагивающие вопрос о причинах Большого взрыва и реконструирующие события, происходящие в планковское время; с моей стороны было бы весьма самонадеянно давать им оценку. Однако можно считать установленным, что Большой взрыв сопровождался чудовищным выбросом энтропии и он же положил начало дифференцированию вещества. На всех последующих этапах эволюции Вселенной, насколько эти этапы поддаются теоретической реконструкции, прослеживается четкая тенденция: увеличение количества энтропии идет параллельно с процессом дифференцирования. Это идет вразрез с высказанным ранее предположением об обратной зависимости; получается, что энтропия, означающая эволюцию к хаосу, ведет к усложнению, или, по меньшей мере, согласуется с ним!

Рост энтропии вызывает дифференцирование, или, напротив, процесс дифференцирования ответственен за рост энтропии? Мне представляется, что едва ли существует прямая зависимость, а теоретик, владеющий ее «формулой» и зная количество энтропии в тот или иной момент времени, мог бы прикинуть или «рассчитать» уровень дифференцирования (даже если бы последнее поддавалось квантификации). По-видимому, связь энтропии и дифференцирования более опосредована, и здесь корректней говорить лишь о корреляции. Однако при этом следует иметь в виду, что это корреляция между явлениями отнюдь не однопорядковыми.

Упрощение и усложнение суть две противоположности, которые диалектически отрицают и дополняют друг друга. Ввиду своей многомерности и многогранности, реальность может быть описана с помощью различных моделей, каждая из которых отражает лишь тот или иной аспект бытия. Но если есть разные модели реальности (и это неизбежно), то они должны если и не полностью согласовываться между собой (что было бы, вообще говоря, крайне желательно и что, в конечном итоге, составляет идеал науки и заветную мечту ученых: несмотря на множество путей, каждый в глубине души убежден, что истина все же одна!), то, по крайней мере, не исключать друг друга (а это, пожалуй, необходимое требование).

Помочь в решении проблемы согласования поможет осмысление закона иерархических компенсаций, который был предложен Е.А. Седовым. Краткая формулировка закона такова: «… в сложной иерархически организованной системе рост разнообразия на верхнем уровне обеспечивается ограничением разнообразия на предыдущих уровнях, и наоборот, рост разнообразия на нижнем уровне разрушает верхний уровень организации (т.е. система как таковая гибнет)» [Цит. по; 4, С. 183].

В прямом смысле этот закон мы не можем использовать для разрешения этой проблемной ситуации. Во-первых, было бы не вполне корректно сопоставить термодинамические явления с «нижним уровнем организации», а дифференцирование – с «верхними уровнями», поскольку эти процессы затрагивают не разные уровни, а разные аспекты бытия. Во-вторых, в традициях классических законов, закон иерархических компенсаций обратим во времени, т.е. в нем предусмотрена возможность роста разнообразия на нижнем уровне с перспективой упрощения (гибели) системы; между тем, крупномасштабный взгляд на эволюцию Универсума дает картину необратимого развития.

Тем не менее, закон Седова дает ключ к разрешению парадокса: упрощение (унификация) на термодинамическом уровне обеспечивает общее усложнение (дифференциацию, диверсификацию) ткани Универсума. В то же время, появление отдельных сложных иерархически организованных систем (как следствие общей тенденции дифференциации) ведет к неравновесию и создает термодинамическое напряжение, «разницу потенциалов», которая может быть описана как «антиэнтропийная работа системы». И хотя никакая сколь угодно сложная система не может снизить уровень энтропии (совокупная антиэнтропийная деятельность системы будет всегда меньше, чем производство ею же энтропии), перепад энтропийного потенциала и перераспределение энтропийных потоков создают предпосылки и оказываются необходимыми условиями возникновения и существования сложноорганизованных систем, к которым относятся и социокультурные образования.

Как второе начало термодинамики, так и закон дифференцирования выражают необратимость времени. В первом случае подчеркивается разрушительный характер времени, предстающего в виде Кроноса, пожирающего своих детей. Во втором случае время оказывается условием прогрессивных изменений, ведущих к усложнению и разнообразию ткани Универсума. Выше было показано, что противоречие между двумя моделями отражает онтологическую противоречивость действительности, в которой усложнение на одном уровне достигается за счет упрощения на другом. Между тем, вопрос о критериях прогресса остается открытым. При этом следует иметь в виду, что прогресс, взятый в своей сущностной основе, выходит не только за рамки отдельного человека или отдельного общества; он выходит, вообще говоря, и за рамки строго исторического, понимаемого как человечески-исторического. Чтобы не поддаться искушению субъективизма, распространив милое сердцу правило на всю мировую историю, необходимо в эволюции Универсума обнаружить некий сквозной вектор, который бы в человеческой истории присутствовал не только как внешний, не связанный с собственно человеческим, фактор (например, гравитация или энтропия; очевидно, что, оказывая влияние на человека, эти факторы посторонние человеку и уж, конечно, не антропогенны), но и как специфический признак, фигурирующий как непременная и осознаваемая в качестве таковой, часть человеческого бытия. Иными словами, речь идет о необходимости выявления фактора, пронизывающего внешнюю по отношению к человеку природную реальность, и при этом действующего во всемирной истории. Только при обнаружении такого фактора можно будет без редукционистских натяжек говорить о едином векторе как универсально-физического, так и всемирно-исторического антропологического прогресса.

На роль такого фактора может претендовать явление, описываемое категорией «информация». В переводе с латыни слово informatio означает разъяснение, изложение. Изначально этим словом обозначались сведения, передаваемые людьми устным, письменным или иным способом. В связи с развитием кибернетики «информация» становится общенаучной категорией, включающей обмен сведениями между людьми, человеком и автоматом, автоматом и автоматом, обмен сигналами в животном и растительном мире, передачу признаков от клетки к клетке, от организма к организму [См.: 1, С. 508].

Итак, в самом широком смысле информация – это результат всякого взаимодействия между системами, в узком, первоначальном смысле – это сведения, передаваемые от одного человека к другому. Хотя в истолковании понятия «информация» остаются множество до конца не разрешенных философских вопросов (в частности, является ли информация свойством всех материальных объектов или только живых и самоуправляющихся, или только сознательных существ и т.д.), эта общенаучная категория позволит подойти вплотную к определению критерия прогресса. Для моей цели категория «информация» подходит потому, что, во-первых, информация – это не свойство предмета самого по себе, но некая функция, появляющаяся при взаимодействии предметов, т.е. это понятие предполагает наличие как носителя, так и приемника информации, во-вторых, широкий взгляд на историю Универсума и на всемирную историю дает картину постоянного роста информации.

Взаимодействуя друг с другом, системы обмениваются информацией, а где есть обмен, там есть и накопление. Конечно, часть информации при взаимодействии теряется, а возможно, что в некоторых критических точках Вселенной (например, в черных дырах) информация и вовсе исчезает. Тем не менее, применительно к природе в целом идет лавинообразное и неуклонное накопление информации. Наличие необратимости – одно из условий векторности развития и информация этому условию удовлетворяет.

Рост количества информации хорошо заметен и в антропогенной плоскости, т.е. во всемирной истории. На протяжении своего исторического становления человек искал различные способы передачи информации, начиная с наскальной живописи и до Всемирной паутины. Отдельные случаи потери информации, порой бесценной, как, например, пожар Александрийской библиотеки, не могут переломить общую тенденцию ее неуклонного накопления.

Сам факт роста количества информации в особых доказательствах не нуждается, но из этого факта можно вывести интересные следствия. Согласно закону сохранения, количество материи-энергии во Вселенной постоянно, а вот количество информации возрастает. Это свидетельствует как о росте информационной плотности мира и создает предпосылки к появлению отдельных объектов, обладающих повышенной информационной емкостью, т.е. способных вместить в себе большее по сравнению с другими, сопоставимыми по физическим характеристикам объектами, количество информации. В эволюционном аспекте это появляется в процессе цефализации, в антропологическом – в процессе усложнения когнитивных структур, в социальном – в усложняющихся способах хранения, передачи информации, а также управления ею.

Я полагаю, что во всей истории развития Универсума можно выделить сквозной вектор, который связан с необратимым и постоянным ростом информации. Соответственно, критерием прогресса можно считать степень информационной емкости систем. Дух (сейчас мы используем эту категорию как эпистемологический конструкт, без конкретной онтологической привязки) стремится представить внешнюю по отношению к себе действительность как что-то себе знакомое, а потому – знаковое, подобно тому, как отдельный человек стремится истолковать мир, подведя его к привычным образам. Чем больше он работает с объектами, тем более в процессе познавательной и преобразовательной деятельности последние становятся информационно емкими, т.е. дух извлекает информацию, которая, вернувшись уже от духа к породившему ее источнику, порождает новый информационный массив и т.д. Нетрудно заметить, что этот процесс есть другой стороной процесса духовного самопознания, ибо информация и есть то, благодаря чему дух становится самим собой: он есть дух, потому что есть нечто, доступное познанию. Если выбрать критерием прогресса возрастание духа, это будет неконкретно и методологически бесплодно, так как потребует дальнейших указаний уже на критерий этого духовного возрастания… Информационная емкость как критерий прогресса для меня предпочтительнее, поскольку предполагает объективное и общезначимое наполнение, хоть далеко не всегда математически выраженное.

Человеческий интеллект оказывается не только объектом социально-исторических изменений, но также агентом, который в состоянии кардинально изменить протекание природных закономерностей. Интеллект, превосходящий по информационной мощности окружающие его естественные системы, выступает по отношению к ним как аналог максвелловского демона. Я имею в виду знаменитый мысленный эксперимент Дж. Г. Максвелла, в котором рассматривался закон возрастания энтропии и его возможные опровержения. Общенаучное значение рассуждений Максвелла заключается в том, что «…он впервые сформулировал на физическом языке идею управления и показал, как целеустремленный субъект, нимало не ущемляя законы природы, но используя наличную информацию, в принципе (при неограниченной когнитивной сложности) способен получать полезный энергетически выраженный эффект, сколь угодно превышающий сумму затрат» [4, С. 176].

Конечно, в реальной жизни мы нигде не сталкиваемся с демоном Максвелла, поскольку когнитивная сложность человеческого интеллекта имеет свои физические, физиологические и социально-исторические ограничения. Кроме того, человечество не выступает как единый субъект, а действия разных участников всемирно-исторического процесса в ряде случаев пересекаются, где-то дополняя, а где-то вступая в конфликт друг с другом, что создает дополнительную неустойчивость в самом процессе и увеличивает трудности в его познании. Так что говорить о полезном эффекте, сколь угодно превышающем сумму затрат, на деле не приходится. Тем не менее, сама способность интеллектуального субъекта изменять ход социокультурной эволюции путем перераспределения энергетических потоков оказывается одним из фундаментальных свойств того уровня бытия, который принято называть «миром истории». Иными словами, оперирующий информационно емкими моделями интеллектуальный субъект способен навязывать свои законы бытию вообще, социокультурному бытию – в частности.

Ввиду того, что дух, воплощенный в интеллектуальном субъекте, обладает свободой как онтологическим атрибутом, наперед нельзя точно предсказать, каков именно будет его свободный творческий выбор, т.е. какую из возможных при данных обстоятельствах альтернативу он предпочтет, или же, изменив кардинально обстоятельства, получит возможность выбирать из нового набора альтернатив. В точках бифуркации могут сработать третьестепенные по меркам «нормального» состояния факторы и реализоваться маловероятный сценарий; что еще важней, в подобных ситуациях могут появиться альтернативы, немыслимые да и вообще невероятные на предшествующем этапе. Поэтому исследование будущего через экстраполяцию выявленных в настоящем тенденций оказывается проблематичным, поскольку теоретик оперирует не возникшими в будущем, а ныне актуальными альтернативами, мысленно перенесенными в будущее; его будущее, на самом деле, это настоящее, в своих настоящих же возможностях. При попытке заглянуть в будущее необходимо учитывать свойства изменяющейся реальности, которую деятельность интеллектуального субъекта перепрограммирует под свои информационные модели, которые оказываются новыми законами уже новой реальности.

Социальная бифуркация не есть нечто природное в естественнонаучном смысле, т.е. нечто, следующее из внешнего по отношению к интеллектуальному субъекту цикла. Всякие попытки «вычислить» продолжительность цикла, исходя из действующих ранее циклов, не могут быть вполне корректными. Бифуркация происходит тогда, когда возможности «естественного» развития социокультурной системы исчерпаны. Критериев множество: экономических, политических, геополитических, социально-психологических и т.д., каждый из которых может анализироваться по отдельности, но для синтетической обобщающей картины следует учитывать их синергетический эффект. Будущее при таком подходе будет не результатом детерминистической предзаданности сущего, а местом реализации творческих потенций интеллектуального субъекта, а действующие объективные закономерности приобретают антропологический и антропогенный характер.

Вывод

Проведенное исследование позволяет сделать следующий вывод. Процесс всемирно-исторического развития человечества, выступающий составной частью процесса эволюции Универсума, должен рассматриваться в контексте тенденций развития последнего. Как в истории Универсума, так и во всемирной истории обнаруживается сквозной вектор развития, связанный с постоянным и неуклонным ростом количества информации, что приводит к увеличению информационной плотности мира в целом, а также к появлению объектов, обладающих исключительной информационной емкостью и выступающих по отношению к другим объектам во Вселенной в качестве интеллектуального субъекта. Последний в состоянии не только осуществлять функцию управления настоящим и влиять через настоящее на будущее, но и изменять протекание естественных процессов и саму суть «естественности».

Литература

1. Иллюстрированный энциклопедический словарь. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2001.
2. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. – СПб.: Алетейя, 2002.
3. Курдюмов С.П., Князева Е.Н. Структуры будущего: синергетика как методологическая основа футурологии // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. – М.: Прогресс-Традиция, 2002.
4. Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. – М.: ПЕР СЭ, 2001.
5. Неклесса А.И. Трансмутация истории. Вступление в постсовременный мир // Цивилизация. Восхождение и слом / Отв. Ред. Э.В. Сайко. – М.: Наука, 2003.
6. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант: Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1999.
7. Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские: Пер. с англ. – Мн.: Современный литератор, 1998.

Скачать мои книги:

Халапсіс Олексій Владиславович — доктор філософських наук, професор, академік Академії політичних наук України, завідувач кафедри міжнародних відносин та соціально-гуманітарних дисциплін Дніпропетровського державного університету внутрішніх справ.

7 Comments

  1. […] опосредованно. Тем досаднее, что когда в условиях интеллектуализации управления социальными процессами встает насущная потребность в […]

Leave a Reply

Your email address will not be published.