Category: СТАТЬИ

Одной из актуальных проблем современности является проблема социального прогнозирования, над которой в той или иной степени работают все общественные науки, выделяя в соответствии со своим дисциплинарным статусом отдельные аспекты исследуемого объекта (общества) и моделируя его возможное поведение в будущем. Современная человеческая цивилизация (для темы данной статьи уместно использовать слово «цивилизация» в единственном числе) располагает мощным научно-технологическим потенциалом, использование которого далеко не всегда, как показывает опыт, приводит к позитивным результатам. В связи с этим возникает насущная потребность перевести в операциональную плоскость знание об историческом прошлом для предвидения и эффективного управления будущим.

Характерной чертой западного стиля мышления есть его историчность, не в последнюю очередь связанная с восприятием христианским миром иудейской традиции. Размещение сакральной истории и истории земной в одной плоскости (особенно в средневековых «всемирных историях») позволяет ставить вопросы, связанные с присутствием в историческом процессе трансцендентного начала, а тем самым – стимулировать разработку соответствующей философско-исторической проблематики. Современная же научная историография, отвергая спекулятивные элементы в великих системах прошлого, выстраивает такую предметную сферу исторического знания, в которой вопросы о смысле всего этого не только не разрешаются, но даже не ставятся. Придерживаясь эмпирической определенности факта, историк умело избегает подобных вопросов, выносит их, в соответствиями с нормами и традициями своей науки, «за скобки». Если все эти за-скобочные вопросы вообще могут быть разрешены, то только при помощи познавательных средств науки, ставящей своей целью нахождение первых начал сущего, каковая уже более двух тысячелетий известна под именем метафизики; необходимой предпосылкой разрешимости «последних вопросов» истории есть выявление ее «первых начал».

Как возможно постижение истории, то есть, каким образом сознание может оперировать данными, соотнесенными с прошлым, «работать» с прошлым? Решению этой проблемы и посвящено предлагаемое исследование, целью которого является выявление метафизических принципов взаимоотношения человека с прошлым.

Прежде чем переходить к разговору о возможной цели, смысле истории, ее направленности, сценариях будущего и другим традиционным для метафизики истории темам, следует обозначить темпоральные границы и пространственные характеристики соответствующей бытийной сферы. Из дальнейшего изложения будет видно, что решение этих, казалось бы, формальных вопросов, отнюдь не «лежит на поверхности», но оно крайне необходимо для придания концептуальности метафизическим разысканиям, связанных с постижением всемирно-исторического процесса. Вопрос о том, «с чего» начинается всемирная история и «чем» она может закончиться, дополняется вопросом о территориальных границах «исторического мира».

Формирование глобального поля цивилизационного взаимодействия изменяет не только принципы действия участников исторического процесса (по крайней мере, тех из них, кто уже «дорос» до глобализации), но и субстанциальные характеристики мира истории. С одной стороны, вследствие разбухания цивилизационной активности, филиализации институций и корпораций, политической и экономической глобализации и т.д., происходит территориальное расширение исторического универсума; следовательно, в смысле масштабов культурно-исторического действа пространство увеличивается. С другой стороны, ввиду развития средств коммуникации, расстояния играют все меньшую роль, а в некоторых аспектах (например, передача информации посредством Интернет) значение расстояний стремится к нулю; в этом смысле, стало быть, пространство сжимается. Соответственно, о пространстве можно говорить в двух значениях, причем выражать его также приходится с помощью разных смысловых блоков: через территорию и через расстояние, причем территория увеличивается, расстояния сокращаются.

Проблема постижения логики исторического развития является одной из центральных проблем философии истории. Ее разрешение требуется как для придания концептуальности теоретическим моделям, так и ввиду предполагаемой возможности их практического использования. Причем эксплицитно эта проблема ставится довольно редко, а обращение к ней и варианты ее решения базируются на непроговариваемых авторских допусках. В итоге накопилось множество мнений по этому вопросу, но сама проблема так и осталась темной и неясной.

Возможность постижения истории основывается на допущении, что познаваемый объект есть нечто онтологически фундированное, по отношению к чему допустимо употребления слова «реальность»; вне этого предположения исследование истории были бы совершенно пустым и бессодержательным времяпровождением (в словосочетании «историческая реальность» это предположение (ввиду своей как бы очевидности зачастую непроговариваемое) формально (хоть и имплицитно) закрепляется в языке). Специфика исторического предполагает не только особую методологию исторического исследования, но и свои критерии научности и достоверности полученных результатов. Интерпретационная форма исторического повествования не внушает к себе полного доверия из-за риска заблуждений, а то и прямых фальсификаций, от которых не может быть застрахована историческая интерпретация.

Осмысление факта наличия в структуре бытия особого антропогенного пласта, представленного системой социальных отношений, а в процессуальном хронологическом срезе – миром истории, выводит на проблему соотношения тенденций и сил социально-исторического развития с теми факторами, которые определяют тенденции развития Универсума в целом.

Всякое осмысление истории в качестве одной из своих предпосылок требует определения масштаба исторического, что вызывает необходимость установления геохронологических рамок подвергающейся осмыслению реальности. Историческое мышление может ограничиваться историей хутора, города, района (краеведение), историей рода (генеалогия), организации и т.д.; в 1970-е гг. на Западе в исторической науке даже оформилось отдельное направление, назвавшее себя «микроисторией» (см., например: [10]). Эти опыты представляют определенный (прежде всего, методологический) интерес для философии истории, но следует подчеркнуть, что различные варианты микроисторических исследований осуществляются сугубо в границах исторической науки, а философия, принимая к сведению и отслеживая современные тенденции в историографии, оперирует все же иными категориями, а потому специфика ее подхода к осмыслению истории состоит в охвате общих, сущностных процессов, по возможности свободных от частных деталей. Поэтому оппозицию «культурно-историческое – всемирно-историческое» следует понимать не как проблему историософского масштабирования, а как проблему выявления онтологических параметров мира истории в контексте противостояния двух философско-исторических парадигм.

Происходящие в последние десятилетия цивилизационные трансформации требуют переосмысления теоретических моделей исторического процесса для разработки механизмов эффективного управления. Ускорение социальных процессов приводит к тому, что вмешательство будущего в дела настоящего ныне велико как никогда ранее, ведь при принятии решений практически в любой сфере человеческой деятельности приходится учитывать не только наличные факторы, но и просчитывать тенденции и тренды возможных изменений; иными словами, принимая решения в настоящем, необходимо держать в голове потенциальные (на данный момент) вызовы будущего. Скажем, изменения в сфере «высоких технологий» происходят столь стремительно, что изделия морально устаревают зачастую значительно раньше, чем происходит их физический износ. Испытывая футурошок, человек пытается приспособиться к ситуации, когда будущее хозяйничает в настоящем, а то и подогнать это будущее под свой идеал. В центре данного исследования стоит проблема определения перспектив исторического развития человечества и реакции человека на стремительно изменяющиеся условия своего социального бытия.