Задолго до Гегеля, который положил идею единства и борьбы противоположностей в основу своей диалектической системы, похожая доктрина была сформулирована Гераклитом Эфесским (примерно 544—483 гг. до н. э.). Смысл ее в том, что гармония – это не стабильная данность (как вечное соотношение чисел у Пифагора, абсолютное бытие Парменида, неизменность платоновских эйдосов или абсолютная самодостаточность христианского Бога), а результат процесса борьбы. Именно в борьбе противоположности соединяются, чтобы породить движение.
Движение абсолютно («все течет», «в одну реку нельзя войти дважды»), покой – относителен. Стало быть, борьба (война) – основа прогрессивного развития мира вообще, человеческого общества – в частности. Большинство людей предпочитает «плыть по течению», выбирая путь наименьшего сопротивления. Подлинно же выдающимися оказываются те, кто «прогибает под себя изменчивый мир». Поэтому философ высоко оценивает способность самореализации и самоконтроля, презирая низменные страсти.
Однако если война закончится окончательной победой одной из сторон, то это будет означать конец войны, а, стало быть – и конец истории. Так, если победит стихия воды, мир утонет, если победит огонь – мир сгорит. «Огонь живет земли смертью, и воздух живет огня смертью, вода живет воздуха смертью, земля – воды [смертью]». Гармония мира предполагает существование противоположных начал, но не победу одного из них.
Но как тогда понимать слова Гераклита, из которых следует, что первой сущностью (архэ) является именно огонь? Так, он утверждает: «Этот космос… не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим», или в другом месте: «на огонь обменивается все, и огонь – на все, как на золото – товары и на товары – золото». Разве не следует из этого, что огонь – главная стихия?

До нас учение Гераклита дошло лишь во фрагментах и пересказах других философов, поэтому реконструкция его взглядов не может претендовать на полную аутентичность и сопряжена с гипотетическими предположениями. Мне представляется, что под «огнем» он понимает как одну из четырех стихий, так и принцип, стоящий над стихиями. Во втором смысле эллинский мудрец использует понятие «огонь» скорее как символ архэ, а не как обозначение первой сущности. Просто свойства огня ближе всего напоминают свойства того, что в соответствии с его учением, должно выступать верховным принципом. Огонь дает свет, тепло и жизнь, но он же несет смерть и разрушения; его «жизнь» – это непрестанное изменение, ибо каждое мгновение он существует в новых языках пламени. Но хотя верховный принцип бытия своими свойствами отчасти напоминает огонь, из этого не следует, что стихия огня имеет преимущества перед другими стихиями. Последнее нарушило бы гармонию, и в этом абсолютном смысле (а не в наших условных человеческих смыслах) оно было бы несправедливо.
Гераклит разделял идеи Анаксимандра о космической справедливости, которая бы уравняла шансы и не дала борьбе противоположных сил закончиться чьей бы то ни было окончательной победой. Для обозначения этого принципа мыслитель выдвигает идею Логоса.
Этот термин («Логос») на современные европейские языки может быть переведен и как «слово», и как «учение» (в названиях многих наук есть «логия» – «биология», «геология», «филология» и т.д.); Логос – это еще «закон» и «порядок». Казалось бы, что общего между «словом» и «порядком»? Но Логос для Гераклита – это не обычное слово, многими из которых мы бездумно разбрасываемся. Это То Самое Слово.
Здесь интересные коннотации с христианским Священным Писанием. Евангелие от Иоанна начинается с весьма странной фразы: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1: 1).
«В начале было Слово». Как слово может быть «в начале»? В нашем понимании, «слово» – это то, что «изрекается кем-то», оно не может быть «в начале» просто потому, что «в начале» должен быть тот, кто его произнесет. То есть, «слово» – это нечто вторичное, производное от своего автора. Однако апостол пишет: «в начале»…
«… И Слово было у Бога» – ладно, у Бога может быть много чего, пусть будет и «слово».
«… И Слово было Бог» – а это как понимать? Как «Бог» может быть «Словом»? Разве Бога кто-то произносит? Не имя Бога, а Его Самого?
В оригинале (а Иоанн писал по-гречески) эта фраза звучит так: «Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ Λόγος, καὶ ὁ Λόγος ἦν πρὸς τὸν Θεόν, καὶ Θεὸς ἦν ὁ Λόγος», то есть дословно: «В начале был Логос, и Логос был у Бога, и Логос был Бог». Вряд ли Иоанн читал тексты Гераклита. Возможно, идеи последнего дошли до него через Платона или Аристотеля, но более вероятно, что через Филона Александрийского – эллинизированного еврея, пытавшегося совместить иудаизм с греческой философией. Но тогда получается, что учение языческого философа Гераклита попало в христианский Новый Завет! Факт сам по себе достаточно скандальный. Хотя христианская теология и черпала полными пригоршнями концепции, позаимствованные из античной философии, святые отцы избегали упоминания того, что в самом тексте Священного Писания присутствуют элементы, с очевидностью позаимствованные у греческих авторов.
И все же, что это за Слово? Гераклит весьма пренебрежительно относился к «народной теологии» греков; естественно, он ничего не знал о религии Яхве, а даже если бы и слышал о таковой, то уж конечно бы не почтил верования варварского народа своей благосклонностью. Тем не менее, некоторые параллели между его учением и текстом Моисея провести можно. В книге Бытия читаем: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Быт. 1: 3). Что значит: «сказал Бог»? Это совсем не то же самое, как если я кого-то попрошу включить свет, тот щелкнет выключателем и в комнате «станет свет». В последнем случае «свет» уже «готов к использованию», он «предусмотрен», и все, что нужно — это нажать на кнопку. А кому Бог мог сказать: «да будет!», кто мог быть «на подхвате», и самое главное — кто «сделал проводку» и «вкрутил лампочку»?
Дело не в наличии (или отсутствии) у Бога помощников. Сама возможность «света» должна предшествовать факту его появления. Но если «предварительной проводки» не было, то фраза «да будет свет!» имеет совершенно особый смысл. Он сказал, тем самым установив законы свету, то есть, Его Слово имеет силу Закона, Оно Само — Закон. Бог сказал — и стало так. А мог бы сказать иначе — и было бы иначе. Его Слово определило характер бытия. Поэтому Иоанн и пишет: «В начале было Слово…». Оно предшествовало тому, что есть. И Тот, Кого Моисей назвал Сущим, стал таковым для нас благодаря Слову («и Слово было Бог»).
Гераклит мог бы войти в историю в качестве религиозного реформатора, но он слишком презирал «плывущее по течению» простонародье, дабы снизойти до пропаганды. Впрочем, «религия» Гераклита была слишком интеллектуальной, чтобы иметь шанс стать общепризнанной.
Да, в христианстве Логос – это тот же Бог, но который раскрывает себя перед чем-то (и говорит поэтому). Перед чем? Перед человеком.
Однако, и сам языческий Логос небеспристрастен этому миру. Характеризуя собственно античное (языческое) понимание Логоса, О.М. Фрейденберг отмечает: «… Логос говорит деревьями, землей, птицами, животными, людьми, вещами. Форма этого разговора – борьба [выделено нами, – О.Г.]… Одна сторона спрашивает другую, другая отвечает, одна отрицает, другая говорит утвердительно, одна сторона обращается, другая внимает» [Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. – М., 1974. – С.59]. Собственно это выразил Гераклит Темный в своем знаменитом 53-м фрагменте: «Война (греч. «полемос») – отец всех вещей, царь всех вещей: одних она объявляет богами, других людьми, одних творит рабами, других свободными». В «Бытии и времени», в лекционном курсе зимнего семестра 1934-1935 годов «Гимны Гёльдерлина «Германия» и «Рейн»» и в курсе лекций 1935-1936 года «Введение в метафизику» М. Хайдеггер цитирует этот отрывок из Гераклита в рамках своей дискуссии о Логосе и Истине как несокрытости. Полемос, понимаемый как противостояние, позволяет вещам отделиться от Хаоса (от греч. khaomai – «заглатывать, разверзать, зиять»). Быть человеком – значит быть вовлеченным в полемос интерпретации.
То есть Логос обращается к тварному человеку через посредство тварной природы и её законы.
Но как «образ», природа может быть «увидена» и «услышана» только через «медиум», через посредство «образного языка» онтодиалога между Логосом и человеком.
Этот «образный язык» – это изначальный, «материнский язык человеческого рода»: «… “Говорить” означает “переводить” – переводить с языка ангелов на язык людей; это означает “перевод” мыслей в слова, предметов – в имена, образов – в знаки», – указывал И.Г. Гаман («Aesthetica in nuce») .
Поэтому необходимо «вернуться» к этому изначальному языку, «восстановить» его.
М. Хайдеггер для преодоления нынешнего состояния кризиса онтологического состояния мира предлагал реализацию ирреального (скрытых возможностей и сущностей вещей) с помощью возвращения к изначальным, но нереализированным возможностеям европейской культуры. Они хотя и забыты, но до сих пор «живут» в языке, который есть «дом Бытия». Поэтому необходимо «вслушиваться в язык (логос)». Смыслы, аккумулированные в языке, значительнее того, что люди могут сказать друг другу. Не люди «говорят языком», а язык говорит людям и «людьми». Язык говорит нам свой сказ (наррацию), т.е. показывает нам, что он вобрал в себя, что он в себе имеет. Язык сказывает о бытии, мы же используем язык (сказ, наррацию) языка, мы употребляем сказ (наррацию) языка, чтобы дать свой сказ о себе. Другими словами, не мы говорим языком (сказом, наррацией), а язык говорит в нас, язык говорит нами.
Для реализации своего проекта «вслушивания в язык» М. Хайдеггер использует этимологию слов (но не как метод анализа), считая, что в изначальном смысле («внутренней форме») слова неосознанно отражено истинное понимание, отличное от последующей эволюции, когда под влиянием разума и общественного истолкования его первичное значение терялось. Например, как японцы-синтоисты этиологизируют слово «ками» – «бог»: «ка» – цветок», а «ми» – «тело», вледсвии чего в ками соединены эфирность (трансцендентность) и телесность (представляемая кровью как скбстанцией), хотя слово «ка» – «цветок» китайского происхождения и к реальной этимологии японского слова «ками» никакого отношения не имеет. Или, например, Плотин этимологизирует слова “бытие” (einai) и “сущее” (on) как произошедших от слова “единое” (en) («Эннеады», Y, 5, 5), которым именуется Абсолют в соответствии с традицией платоновской генологии.
Средством «реализации ирреального» становится рядом с «фантастической этимологией» также «мифопоэзия» – развертывание метафоры в символ, а символа – в миф, осуществляя проникновение в сферу царства «Весны и Смерти» (по А. Блоку), «Эроса и Танатоса» (по З. Фрейду). Ведь тысячилетиями человеческое мышление представляло не слово, но образ, целостное восприятие мира отображалось в целостной системе образов, и поэзия – прямая наследница понятийно-образного мышления архаического общества, «пред-поэзии», бывшей одновременно и первобытным человеческим знанием, и творчеством, первым вплощением духовной активности архантропа.
Алексей,спасибо.
“Мир запомнил древнегреческих друзей,
дружбе этой тихо умилялся:
Гераклит оплакивал судьбу людей,
Демокрит над глупостью смеялся…
Два персонажа слиты – не иначе,
собой дуальность мира обозначив…”
Насколько понимаю понятие Логоса у Филона действительно имеет сильные античные корни:
Учение о Логосе
1) Подобно силам, Логос есть энергия Божества или сумма Его энергий, не имеющая по отношению к своему первоисточнику никакой особности или самобытности. 2) Он есть связь мира, его внутренний закон и вместе как
бы его душа, которая проницает все вещи, различает и разделяет их (λ. τομεύς) и образует конкретные виды существ, взирая на их вечные, идеальные первообразы. Он наполняет мир, но не заключается в нем и скорее сам заключает его в себе. 3) Наконец, Логос есть тварно-личный посредник между Богом и миром, между нерожденным и сотворенным οὔτε ἀγέννητος ὡς ὁ ϑεὸς οὔτε γεννητὸς ὡς ἡμεῖς (47) (quis rer. div. haer. 42); он есть «орган творения и откровения», «первородный Сын Божий», верховный архангел, великий Первосвященник Божий, Мельхиседек – царственный священник.
Таким образом, благодетельные и правящие, или господствующие, силы Божества, которые Филон признает в неисчислимом множестве (ἀμύϑητοι δυνάμεις), обнимаются в едином Логосе как их общем месте (τόπος). Они образуют собою умопостигаемый мир, первообраз мира чувственного, состоящий из невидимых идей: и этот идеальный план творения, этот сверхчувственный, невидимый град Божий есть не что иное, как Логос, творческий Разум Божий.
Логос есть непосредственный предмет действия Божия, первое «де о» Творца, Который создает умный мир прежде чувственного. Он есть создание Божие, хотя и непосредственное, чисто духовное создание, или произведение Его – как бы Его отражение, тень или образ[207]. Отсюда Логос определяется как «старший» или «первобытный Сын Божий», как «бог» или «второй» бог в отличие от «первого» Бога[208], хотя, во избежание ошибочного понимания этих определений, надо заметить, что Филон называет Логос «старшим» Сыном Божиим в отличие от «младшего» или видимого бога, т. е. чувственного мира, созданного по образу первого, так как первый сын сам является образом Отца.
Логос есть «второй бог», как образ Отца; но вместе с тем он есть и первообраз мира и «небесный человек» – первообраз человека. Он отделяет Творца от твари, посредствуя между ними: в отличие от Сущего Он имеет происхождение в своем Отце, или первоисточнике; в отличие от твари он не имеет происхождения во времени.
http://iph.ras.ru/elib/Trubetskoy_Uchenie_o_logose.html
В отличии от более мистического понятия Иоанна:
Для греческих Святых Отцов единство Бога, Его единственность, онтологическое “начало” или “причина” бытия и жизни Бога состоят не в единой Божественной сущности, а в Ипостаси, представляющей Собой Личность Отца. Один Бог – это не одна сущность, а Отец, являющийся “причиной” как рождения Сына, так и исхождения Духа . Следовательно онтологическое “начало” Бога еще раз обретается в Личности. Таким образом, когда мы говорим, что Бог “есть”, мы не ограничиваем личную свободу Бога (ведь бытие Бога не есть для Него онтологическая “необходимость” или простая “действительность”), а приписываем Его бытие Его личной свободе.
http://lib.pravmir.ru/library/readbook/256
[…] не входит в когнитивный горизонт; греческий безличный Логос более соответствует понятию закона, чем Логос Нового […]
[…] или «бытие неподвижно»? При такой постановке вопроса Гераклит Темный, не пользовавшийся особым признанием при жизни, […]
[…] эта идея вдохновляла давже таких антиподов, как Гераклит и Парменид. И именно такой подход позволил Пифагору […]