Метафизические истоки цивилизационных кризисов

Эпоху можно считать законченной, когда
истощились ее основополагающие иллюзии.
Артур Миллер

Проблема оптимального пути развития общества всегда была и будет одной из наиболее сложных не только для обществоведов, но и для всех тех, кто в силу своих возможностей, знаний, амбиций оказывает или пытается оказывать влияние на выработку соответствующей стратегии; проблема многократно усложняется, если общество уже находится в состоянии кризиса и прежние алгоритмы его функционирования перестают «работать» или становятся явно неадекватными сложившемуся положению дел. Единого ответа, пригодного для любого общества и любых исторических условий, нет и быть не может. Однако это не мешает строить идеальные модели, на которых можно было бы отрабатывать наиболее характерные ситуации и выявлять основные тенденции; решая задачу в целом, гораздо легче затем переходить к решению конкретных вопросов, связанных с выработкой стратегии развития для отдельного общества в заданных исторических координатах. Одному из аспектов обозначенной проблемы и посвящена моя статья.

Как цитировать:
Халапсіс О. В. Метафізичні витоки цивілізаційних криз. Науковий вісник Чернівецького університету
. Філософія. 2007. Вип. 352-353. С.32-35.
APA:
Halapsis, A. V. (2007). Metaphysical sources of civilization crises. Scientific Bulletin of Chernivtsi University, Philosophy. 352–353, 32-35.

Целью статьи является определение условий, при которых унификация нижнего (несущего) уровня организации культурно-исторической системы становится деструктивной, а также нахождения способов разрешения подобной ситуации.

В качестве отправного пункта исследования возьму сформулированный Е.А. Седовым закон иерархических компенсаций. Краткая формулировка закона Седова такова: в сложной иерархически организованной системе рост разнообразия на верхнем уровне обеспечивается ограничением разнообразия на предыдущих уровнях, и наоборот, рост разнообразия на нижнем уровне разрушает верхний уровень организации (т.е. система как таковая гибнет) [4]. В подготовленной за два дня до смерти статье этот же автор уточнял: «Только при условии ОГРАНИЧЕНИЯ РАЗНООБРАЗИЯ нижележащего уровня можно формировать разнообразные функции и структуры находящихся на более высоких уровнях социальных систем» [3, с. 100]. Ряд идей Седов почерпнул из теории информации К. Шеннона, разработанной для анализа английского печатного текста [6], перенес их на физические объекты, а затем уже и на социальные, придав своему закону общесистемный характер. Для эпохи междисциплинарности такая транспортация не кажется чем-то из ряда вон выходящим и при определенных оговорках и корректировках может быть весьма эффективной. Посмотрим, какие перспективы и возможности предоставляет использование закона иерархических компенсаций для исследования цивилизационных процессов.

Необходимо сразу заметить, что уровень цивилизационный (культурно-исторический) и уровень собственно социальный (в узком смысле) между собой далеко не тождественны, поэтому тенденции, выявленные на одном из них, могут действовать иначе или вообще не действовать на другом. При этом дело не сводится только к масштабу. Анализу может подвергаться одно и то же общество, но при рассмотрении вопросов, связанных с функционированием социальных структур, на первый план будут выдвигаться одни факторы, при рассмотрении цивилизационных вопросов – другие, которые лишь отчасти пересекаются с первыми. Поскольку же закон иерархических компенсаций изначально не был «заточен» под цивилизационный уровень, следует задать параметры, при которых его транспортация уже на цивилизационную проблематику будет уместной. Общесистемный характер закона Седова позволяет нам осуществить подобную процедуру. Впрочем, его уже не без успеха используют в этом качестве некоторые обществоведы, например, А.П. Назаретян [2].

По моему мнению, применительно к культурно-исторической системе нижним уровнем организации следует считать культурно-историческую матрицу [5], включающую в себя онтологический (цивилизационный) проект, а также основные принципы, в соответствии с которыми он реализуется в конкретных исторических условиях. Верхний же уровень – это те формы, в которых цивилизация себя выражает – политические, экономические, социальные, культурные (в узком смысле слова) и т.д.

Исходя из логики закона иерархических компенсаций, ограничение разнообразия (унификация) на нижнем уровне организации для системы конструктивно, делает ее более устойчивой и позволяет ей эффективно развиваться (увеличивая разнообразие на верхнем уровне). В целом, можно согласиться с Седовым, однако всегда ли подобная унификация оказывается благотворной, и нет ли некоего рубежа, за которым эта тенденция становится деструктивной?

Очевидно, что процесс ограничения разнообразия не может идти бесконечно. Разнообразие попросту исчезает, если деятельность системы на соответствующем уровне организации (меня сейчас интересует нижний уровень) подводится под действие одного фактора. Последнее следует рассматривать как предел разнообразия, то есть, при таких условиях достигается полная унификация. В исторической жизни подобное происходит в случае, если вся деятельность общества подведена под действие одного и только одного принципа. Полная унификация нижнего (несущего) уровня возможна в обществах следующих типов:

• Примитивное (первобытное) общество. Подчинение природе и гармония с ней. Устойчивость в рамках экологической ниши. Отсутствие потенциала развития.

• Тоталитарное общество. Полный контроль со стороны власти всех сфер общественной жизни. При возникновении общества такого типа часто имеет место положительный эффект за счет направления всей общественной энергии в одно русло. Впрочем, такой эффект носит кратковременный характер ввиду того, что любая тоталитарная модель, какой бы новаторской она ни была в начале, через непродолжительное (по историческим меркам) время теряет динамизм и окостеневают из-за отсутствия конкуренции внутри себя, что не позволяет им быстро и эффективно реагировать на изменяющиеся исторические условия. Поэтому тоталитарные системы долго не существуют – они или распадаются, или перерождаются в более «мягкие» авторитарные формы.

Итак, в одном случае полная унификация обеспечивает стабильность, но не обеспечивает разнообразия на верхних уровнях организации, во втором – также, не обеспечивая дифференциации «вверху», дает в долгосрочной перспективе деструктивный в целом для культурно-исторической системы или, по меньшей мере, для существующей формы организации социального бытия, эффект. В примитивном и тоталитарном обществах унификация касается как нижнего, так и верхнего уровней организации; в первом случае это естественная неразвитость, «неразвернутость», во втором – искусственная ограниченность, «свернутость».

В открытом же обществе, в отличие от общества тоталитарного и примитивного, идет конкурентная борьба между системами морали, идеологиями и т.д., вплоть до средств и форм организации досуга и развлечений. Но тенденция к упрощению может затронуть и открытое общество в том случае, если прекращается или затухает творческая активность личностей, которая приносится в жертву культу материальных благ. Порой при этом возникает показательная оптическая иллюзия, связанная с тем, что материально благополучное общество может себе позволить поставить духовное производство «на поток»; при кажущемся многообразии форм культурной деятельности происходит коллапс духовной составляющей цивилизации, «вымывание» ее онтологической основы, что влечет за собой самые печальные для такого общества последствия. Стало быть, от духовного застоя не застраховано ни одно общество, хотя, надо признать, что в открытом обществе есть больше возможностей для его преодоления.

Полагаю, что наиболее динамичной и, одновременно, жизнеспособной является культура, интегрированная на уровне ядра, то есть, обладающая неким единым метафизическим (онтологическим) проектом. Функция обеспечения коммуникации (связи) между ядром и отдельными элементами культуры принадлежит базовым (для данной культуры) принципам, определяющим конкретные формы ее выражения. Между принципами идет конкуренция, ибо каждый из них претендует на статус «первого принципа». Тенденция же к унификации может привести к тому, что останется один-единственный фактор (принцип), которому будет приписываться вся полнота бытия; он фактически подменит собой ядро. Но вместо еще более тесной интеграции происходит обратный процесс. Элементы культуры начинают функционировать в одном режиме, определяемым единственным принципом, но поскольку последний «заглушает» ядро, «горизонтальная» связь между элементами ослабевает, ибо основную интегрирующую роль играло именно ядро. Единственный принцип задает общий алгоритм, но он не в состоянии придать культурно-исторической системе единство. Такая дезинтегрированная система может очень быстро распасться, но может существовать (призрачное существование, или «существование без души») и довольно долго.

Примем во внимание, что цивилизация (культурно-историческая общность) воспринимается своими носителями как модель Универсума, реализация на Земле онтологического проекта. Любая другая модель – иные цивилизации или «варвары» – рассматривается как отклонение от нормы или курьез даже в том случае, если признается полезность заимствования извне некоторых элементов организации. Уникальность цивилизации обеспечивается не столько уникальностью внешних форм выражения, сколько уникальностью формообразующего ядра («души культуры»). Это находит свое проявление в форме религии, в которой с наибольшей интимностью дает знать о себе дух данной культурно-исторической общности. Это проявляется также в обычаях и традициях (скажем, в правовых нормах – не столько в кодексе правовых документов, сколько в идеологии этого кодекса, правовым отношениям внутри общества и в отношении к праву), а также нормах поведения (кодекс рыцаря, кодекс самурая, кодекс джентльмена), морали («завязанной», как правило, на религию и, в свою очередь, оказывающей влияние на обычаи), мифологемах и проч. и проч.

Теперь представим себе, что все базовые ценности общества дискредитированы. Цивилизованный человек отбрасывает одну за другой ценности, которые оказываются, по его мнению, «лишними», «устаревшими» и «мешающими жить». Какие это будет иметь последствия? Еще Сципион утверждал, что не будет счастливым государство, если стены его будут стоять, а нравы – падут [1, с. 50]. Эту идею подхватил Августин, который видел в падении нравов основную причину упадка Римской империи. Между кризисом морали и кризисом цивилизации действительно существует связь, но какого рода эта связь и так ли уж здесь все однозначно?

Каждая цивилизация выстраивает свою культурно-историческую матрицу на основе онтологического проекта. Коды матрицы существенно отличаются у разных цивилизаций, что обусловливает отличие и в «нравах». Например, в любом обществе имеет место регламентация сексуальной жизни человека, однако формы регламентации и степень жесткости предписываемых норм существенно варьируются. Есть общества, в которых публичное проявления сексуальности строго осуждается (например, средневековая Европа или современные исламские страны, особенно такие как Иран или Саудовская Аравия), но есть также общества, культура которых, напротив, пропитана эротизмом (например, классическая Эллада или индийская культура), который вполне органично входит в структуру матрицы. Соответственно, формы сексуальности, принятые в качестве нормы в одном обществе и ничуть не мешающие его развитию, появившись в другом, могут вызвать серьезные потрясения его культурно-исторических основ; все зависит от того, как именно тот или иной параметр «прописан» в матрице и насколько важным есть его место в структуре культурно-исторической системы. Именно поэтому было бы ошибкой полагать, что, скажем, либерализация сексуальных отношений априори негативно (или позитивно) сказывается на цивилизационных процессах. Для цивилизаций трагична лишь девальвация базовых, связанных с онтологическим проектом, ценностей, а поскольку онтологические проекты отличны, не существует единого списка базовых ценностей цивилизации.

Но это означает, в частности, что из наблюдаемого кризиса морали еще не следует вывод о кризисе цивилизации. Периодическая смена ценностных установок есть непременный атрибут всякого находящегося в процессе развития общества, причем, частота этих изменений напрямую связана с характером динамики развития: чем динамичней развивается общество, тем быстрее и радикальнее меняются «нравы». Действительно, каждый кризис цивилизации сопровождается кризисом морали, но обратное неверно, т.е. кризис морали еще далеко не означает кризиса цивилизации. По каким же тогда признакам судить о последнем?

Я считаю, что цивилизационный надлом происходит при утрате высшей идеи, направляющей бытие человека (и общества) к некоей цели и придающей смысл его существованию. На основании каких же фактов можно было бы делать вывод о том, что эта идея исчезла или исчезает, то есть, как понять, что именно эта идея является «высшей», а та – не является? Пожалуй, здесь консенсус едва ли возможен, ибо каждая сторона будет отстаивать точку зрения, согласно которой вдохновляющая ее идея суть высшая цивилизационная идея, а вот идея оппонентов как раз и пагубна для цивилизации. С такой ситуацией сталкиваешься сплошь и рядом. Поэтому можно говорить о высшей идее лишь в общем виде, предельно умозрительно.

Любая идея, играющая в цивилизационном становлении роль «высшей», т.е. выполняющая функцию ядра, непременно обрастает целым набором разного ранга ценностей. Некоторые из них прямо связаны с высшей идеей, другие – опосредованно. Смена ценностных установок всегда, так или иначе, затрагивает высшую идею, но для нее критичны лишь фундаментальные изменения. Наибольшие последствия имеет тотальная девальвация ценностей, после которой идет либо трансформация высшей идеи, либо ее коллапс.

В последнем случае происходит полный разрыв традиции. Освободившуюся в результате коллапса высшей идеи нишу в духовной жизни человека занимает культ материальных благ. Сопровождая любую клонящуюся к упадку цивилизацию, культ этот является, однако, не причиной упадка, а лишь его симптомом. Причина же в деградации ядра, выражением чего является девальвация высших ценностей. Стремление к материальным благам (лишь крайним случаем которого есть культ наживы) присутствует у человека на протяжении всей его истории, но лишь в упадочных обществах стремление это рассматривается как всеобщая норма. Не потому, стало быть, цивилизация гибнет, что она исчерпала возможности роста или подошел к концу ее «жизненный цикл» (Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, в этническом смысле – Л.Н. Гумилев и др.), а потому, что общесистемная логика ограничения разнообразия на нижнем уровне организации почти неизбежно приводит к полной унификации, которая оказывается деструктивной, а в конечном итоге – гибельной для соответствующей системы.

И все же, эта тенденция не является неодолимой силой. Закон иерархических компенсаций, как и другие подобного рода обобщения, отражает некоторые тенденции, но нет в историческом бытии таких факторов, которые бы действовали с абсолютной неизбежностью, а те, что действуют, например, факторы биологические или физические, не являются в строгом смысле слова факторами историческими. Вопрос поэтому не в том, можно ли переломить тенденцию, а в том, как с наибольшей эффективностью, т.е. с большей пользой и с меньшими потерями, ею воспользоваться. В ситуации полной унификации базового уровня организации я вижу два способа воздействия на него с целью предотвращения развития нежелательного (грозящего системе коллапсом) сценария.

Первый способ – «перезагрузка матрицы». Переформатирование культурно-исторической матрицы посредством внесения в ее код принципиально новой онтологической идеи. Это наиболее эффективный и конструктивный путь. В случае успеха он приводит к всплеску творческой активности индивидов, появлению новой интегрирующей идеи и в целом способствует переходу общества на принципиально новый, более высокий уровень культурно-исторического бытия, на котором открывается новый набор возможностей и перспектив.

У этого способа, впрочем, есть два ограничения, которые существенно сужают сферу его применимости. Во-первых, его реализация требует если и не полного разрыва с традицией, то, по меньшей мере, отказа от множества апробированных шаблонов. При этом нет абсолютной гарантии, что новая система ценностей не только обеспечит преодоление кризиса, а вообще сможет «работать». Во-вторых, переформатирование культурно-исторической матрицы весьма сложно в реализации, причем, в каждом конкретном случае должна быть разработана уникальная стратегия – готовых алгоритмов здесь нет. К тому же, это переформатирование возможно лишь в чрезвычайных обстоятельствах.

Второй способ – «игра на понижение». Между верхним и нижним уровнями организации существует и обратная связь, так что, воздействуя на верхний уровень, можно повлиять и на нижний, базовый. Я имею в виду сознательное ограничение разнообразия на верхних уровнях организации с целью увеличения дифференциации достигшего критической отметки нижнего уровня. Варианты здесь могут быть самые разные; степень радикальности подобного предприятия и формы, в которых оно может выражаться, зависят, конечно, от наличной ситуации и от решимости общества. Разумеется, это паллиатив, который сам по себе не в состоянии дать угасающей цивилизации новый импульс к развитию. Но, во-первых, он легче в реализации, в большей степени поддается контролю и управлению. Во-вторых, он позволяет выиграть время, необходимое для подготовки к реализации первого пути.

Вывод

Между верхним и нижним уровнями организации культурно-исторической системы есть связь, которая в целом корректно описывается законом иерархических компенсаций (законом Седова). Однако при полной унификации нижнего (несущего) уровня организации вступают в действие другие силы, которые ставят общество перед перспективой застоя, деградации и распада. Из подобной ситуации есть два конструктивных выхода: мене радикальный, связанный с обращением отношений между уровнями организации (воздействие на нижний уровень через верхний), и более радикальный, связанный с полной или частичной «перезагрузкой» культурно-исторической матрицы. Последний путь значительно продуктивней, но он является наиболее сложный в реализации.

Литература

1. Августин Блаженный. Творения: Пер. с лат. – СПб.-К., 1998. – Т. 3. О граде Божием. Книги I-XIII.
2. Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории: Синергетика, психология и футурология. – М., 2001.
3. Седов Е.А. Информационно-энтропийные свойства социальных систем // Общественные науки и современность. – 1993. – № 5.
4. Седов Е.А. Информационные критерии упорядоченности и сложности организации // Системная концепция информационных процессов. – М., 1988.
5. Халапсис, А. В. (2006). Трансцендентное в истории. Грані, 4 (48), 34—38.
6. Шеннон К. Предсказание и энтропия английского печатного текста // Работы по теории информации и кибернетике: Пер. с англ. – М., 1963.

Скачать мои книги:

Халапсіс Олексій Владиславович — доктор філософських наук, професор, академік Академії політичних наук України, завідувач кафедри міжнародних відносин та соціально-гуманітарних дисциплін Дніпропетровського державного університету внутрішніх справ.

3 Comments

  1. Алексей, еще одна модель, адекватно описывающая цивилизационные подвижки – теория Клера Грейвза, ученика Абрахама Маслоу. Например, если мы посмотрим в целом, то Запад сейчас пытается совершить переход от пятого-шестого уровня психосоциального развития – к седьмому, а мы – от третьего-четвертого – к пятому. Каждому уровню соответствует и свой технологический уклад, задающий потолок использования технологий, которые может усвоить общество. И хочу обратить ваше внимание, что верхний и нижний уровень присутствуют не только в рамках цивилизации, но и в каждой отдельно взятой вещи, как проекция физического, культурного, социального и прочих миров.

  2. […] Кризис – обычный спутник любого развития, но ощущение кризиса свидетельствует о глубоком системном сбое, поскольку далеко не всякий кризис воспринимается и осмысливается современниками как таковой; кроме того, ощущение предполагает сильную эмоциональную компоненту, что придает кризису известный драматизм и экзистенциальную вовлеченность, выводя ощущаемый кризис за рамки развития, воспринимаемого как естественное. Уже факт наличия такого кризиса свидетельствует о присутствии его элементов на предшествовавшем этапе, которые существовали в латентной форме (соответственно, не воспринимаясь обывателем как угроза и испытание), а антикризисная стратегия элит (если она вообще была) оказалась недостаточно эффективной. […]

Leave a Reply

Your email address will not be published.